Сенатор почувствовал, что крупные капли пота скатились с его лба. Горбун же бессильно опустился на стул, со стоном закрыв руками исказившееся лицо.
Аутсон решил испробовать последнее средство.
— Если вы уступите нам свои чертежи, — написал он), — мы уплатим вам сумму, равную половине годового бюджета Соединенных Штатов. В противном случае вы сядете на электрический стул, как убийца тысячи нью-йоркцев…
Холгерсен скомкал записку и молча бросил ее к ногам сенатора. Хлопнул в ладоши. Вошел старик негр.
— Том, проводите этих господ. Они желают уйти.
Негр, оскалив в злорадной улыбке зубы, широко распахнул дверь.
… Узнав, что оглох не один он, а весь Нью-Йорк, Джим Картрайт успокоился. Он нашел даже, что эта глухота не такая уже скверная вещь. Благодаря ей можно хорошо отдохнуть, полениться, что удается не так уж часто бедному клерку.
И в этот день, 4 ноября, Джим предавался сладкому ничегонеделанию. Задрав ноги высоко на подоконник, он удобно развалился на диване со старой газетой в руках.
Но газета наводила скуку. Джим сочно зевнул. И замер от испуга. Он ясно услышал свой зевок. Быстро сбросил ноги с подоконника и услышал, как каблуки глухо ударились о пол.
— Да ведь я слышу! — крикнул Джим. Звонкий его тенорок звучал, как всегда.
Бросившись к окну, Джим растворил его и перевесился через подоконник, прислушиваясь.
Нью-Йорк гудел, но еще слабо и как-то нерешительно. Гулко топоча по тротуару тяжелыми сапогами, пробежал рабочий, крича:
— Я слышу! Я снова слышу!
За ним неслась женщина, размахивая руками, как безумная, плача, смеясь и крича что-то бессвязное. Где-то близко-близко бахнул колокол, и звон его больно ударил по отвыкшим от звуков ушам.
Целый час лежал Джим на подоконнике, жадно ловя изголодавшимися ушами весь этот шум оживающего Нью-Йорка.
Но ноябрьский холод давал себя чувствовать. Нехотя слез Джим с подоконника и затворил окно. Подошел к столу, вытащил записную книжку. Подумал и написал под старой своей записью от 14 октября:
«4 ноября, в 4 часа дня, Нью-Йорк снова зашумел. Слышны все звуки. Загадочная глухота длилась ровно три недели. Инцидент исчерпан».
Поставив точку, Джим сладко зевнул и громко, наслаждаясь своим голосом, сказал:
— Не опоздать бы завтра в контору…
Одна французская газета недавно напечатала сообщение о неудавшейся французской орнитологической экспедиции в Бразилию. Читая это сообщение, вы, быть может, увидели в нем намек на трагедию, а, может быть, вы не знаете об этом совсем, ибо и американские и европейские газеты почти обошли молчанием неудачу французской экспедиции. Но я был особенно заинтересован этой экспедицией, так как мне пришлось как-то иметь разговор с одним незнакомцем, рассказавшим мне о Бразилии не совсем обыкновенные вещи.
Однажды, проходя со своим приятелем, мистером Холлом, по главной улице города Коломбо, штата Огайо, я остановился у витрины местной газеты. Мне бросилось в глаза следующее сообщение:
Холл, улыбнувшись, заметил, что эта экспедиция, наверно, ставит своей целью отыскание новых рынков для эксплоатации, и быстро прошел дальше, спеша на работу, а я, все еще читая последние новости, сказал:
— Да, есть еще такие места на земном шаре, где не ступала нога человека.
Повернувшись, я увидел, что мой друг исчез, а со мной рядом стоял человек, сказавший очень убедительно:
— Я сомневаюсь в этом.
— Как так? — спросил я, невольно заинтересовавшись.
— Очень просто, — ответил он, слегка пожав плечами.
Минуту мы оба стояли в нерешительности, затем разом двинулись вперед в одном направлении и целый квартал прошли вместе. И тут выяснилось, что мой новый знакомый шел на вокзал, к поезду на Цинцинати, в котором, должен был ехать и я.
В поезде мой случайный компаньон возобновил разговор.
— Я порядочно знаком с Бразилией, — сказал он, — много путешествовал по ней и не только по проторенным дорогам, — и все-таки я знаю о ней очень мало. Другие пробирались далеко и исходили ее вдоль и поперек.
— Белые люди? — спросил я.
— Ну, конечно, белые, европейцы. Вот почему я и не согласился с вашим замечанием перед газетной витриной.
Мой собеседник при помощи чубука своей трубки начертил на ладони воображаемую карту.
— Вы помните контуры Южной Америки? — продолжал он. — Этот материк напоминает грушу, продолговатую грушу. Вот здесь, немного повыше основания моего большого пальца, — Перу. А вот тут, под мизинцем, — мыс Рока, Я там был. Теперь проведем: линию между этими двумя пунктами. Через Анды и дальше на север. И тогда мы подойдем к истокам Амазонки, самому страшному месту, где человека подстерегают лихорадки, болезни и голод… И богатство.
— А что влечет туда людей: любовь к приключениям? — опросил я.
Он пристально посмотрел на меня. Мне бросились в глаза его седые волосы и морщинистое лицо. А, между тем, он был еще не стар.
— Видите ли, я об этом не задумывался. Не могу сказать. У меня лично нет склонности к приключениям. Это что-то другое, чего я не могу об'яснить.
Мне не хотелось приставать к нему с расспросами. Он мне казался не таким человеком, которого можно вызвать на разговор. Когда он заговорил опять, в его голосе было некоторое волнение.