— Это и есть вход, — сказал Хаукс спокойно, не обращая внимания на волнение Притчарда, который весь дрожал, от напряжения.
— К чему это острие, мистер Хаукс? — спросил я.
— Вы слышали о каплях принца Руперта? — ответил он вопросом.
Я отрицательно покачал головой, и он об'яснил:
— Принц Руперт, насколько мне помнится, сражался за Карла Первого, и капли были одним из его открытий. Они получаются из расплавленного стекла, капающего в холодную воду. Стекло собирается там капельками в дюйм, два длиною. Их особенность состоит в том, что, если надломить острый кончик, весь сосудик лопается и превращается в пыль. Я уверен, что эта странная дверь перед нами сделана именно этим способом из темного стекла, быстро охлажденного, а это острие — своеобразная ручка. Если мы собьем его, вся дверь распылится и откроет вход.
В эту минуту Притчард, о котором мы забыли, оттолкнул нас и, бросившись к двери, схватился за острие.
Мы едва оттащили его, и Хаукc закричал:
— Не делайте глупостей. Если вы неосторожно сорвете его, дверь разлетится и может убить нас. Оставьте его! Я сам займусь этим делом.
Этот окрик отрезвил юношу. Он пришел в себя и последовал за нами.
Отойдя шагов на двадцать, мы остановились, Хаукc вынул револьвер и заявил, что он хочет выстрелом сбить кончик острия. Мы стали под защиту скалы на случай неудачного взрыва.
Первый выстрел не дал результата: хотя Хаукc был прекрасный стрелок, но и цель была крошечная, чуть побольше медного гроша. После второго выстрела последовал взрыв, и весь воздух заблестел от стеклянной пыли. Наконец, пыль улеглась, и мы увидели входное отверстие, точно такого же размера, как исчезнувшая дверь.
Притчард бросился вперед и скрылся в темноте. Мы с Хаукcом, не торопясь, с осторожностью пролезли в темное отверстие.
Мягкий зеленый свет, падавший с прозрачной крыши павильона, позволял видеть окружающее. Мы отошли от входа, и яркие солнечные лучи осветили всю внутренность здания и ослепительно заиграли на каком-то большом предмете, стоявшем на полу и, очевидно, составлявшем тайну этого здания. Это была огромная глыба толстого стекла или хрусталя, около трех метров в длину и полутора метров в ширину и высоту.
Наклонившись над ней, стараясь не загородить солнечного света, я просто онемел от удивления… В центре глыбы, во всю длину ее, лежало человеческое тело.
Материал, из которого состояла глыба, был настолько прозрачен, что, несмотря на достаточную толщину его, мы могли разглядеть мельчайшие подробности.
Притчард повернулся к нам, дико сверкая глазами:
— Я ее нашел! — воскликнул он. — Это она. Девушка моих снов…
Тело принадлежало очень красивой женщине. Тонкие черты ее лица сохранили выражение гордости. Ее глаза были закрыты, и чудесные длинные ресницы бросали тень на щеки, руки были сложены на груди, и я заметил, что пальцы их были длинные, изящной формы, а ногти розовые, окрашенные хенной.
Маленькие ножки были обнажены до колен.
Серебристая повязка с блестящим султаном из перьев поддерживала пряди ее черных волос и открывала круглые золотые серьги в ушах, похожие на кольцо, найденное нами в клюве чайки.
Девушка была облачена в богато затканные пурпурные одежды, застегнутые на груди брошью из зубов какого-то животного, скрепленных золотой проволокой. Ожерелье из драгоценных камней — рубинов и изумрудов — обвивало ее шею.
— Замечательно, — сказал Хаукс, — вероятно, это тело принцессы атлантов, которое сохранилось по сие время благодаря этому оригинальному веществу, обволакивающему тело.
— Она не умерла! — вскричал Притчард. — Смотрите, она открывает глаза… Она улыбается…
Его крик энтузиаста звучал странно после сдержанной суховатой реплики Хаукса.
Действительно, происходило что-то необычайное. Солнечный свет, проникший через отверстие, падал на лицо девушки, и ее ресницы, казалось, трепетали, а губы дрогнули в легкой улыбке.
— Но, Притчард, — сказал я. — Она же умерла много тысяч лет тому назад.
— Она дышит, я вам говорю!.. — кричал он. — Вы же видите, что она жива.
В самом деле, я ясно видел, что ее грудь подымается и опускается, как у спящего человека. Я взглянул на Хаукса и понял, что он тоже видит эти движения. Значит, это не была галлюцинация.
Мы стояли, молча, пораженные, пока сумасшедший Притчард не заявил:
— Мы должны вынуть ее.
Он выхватил из ножен
свой кортик и стал бить им по поверхности хрусталя, заключавшего тело.
Я схватил его за руку.
— Не беспокойтесь,
Джонстон, — сухо сказал Хаукс. — Он не сможет ничего сделать. Хрусталь слишком тверд для такого ножа.
Но я заметил, что он сам пробовал хрусталь маленьким напильником.
Нож уэльсца бесплодно бил в прозрачный саркофаг и вдруг, к моему ужасу, под его ударом отлетел кусочек хрустального орнамента, в форме раковины, и упал на пол. Было ужасно сознавать, что этот безумец может повредить чудесную реликвию исчезнувшей цивилизации. Я хотел помешать ему, но он оттолкнул меня, угрожая ножом и не отходя от саркофага.
— Послушайте, Притчард. — сердито оказал Хаукс. — Пойдемте обратно на яхту за людьми и приспособлениями, чтобы перенести этот саркофаг на корабль. Спрячьте ваш нож и идемте.
Но юноша не обратил внимания на его слова: он видел только девушку. Ее губы улыбались и пальцы вздрагивали…
Мы попробовали оттащить его силой, но он так дико вскрикнул и посмотрел на нас. что мы оставили его в покое.